Игорь Смешко: Я просил бы народ рассчитывать на себя

Сегодня Игорь Смешко – лидер партии «Сила и честь», в прошлом – глава СБУ, начальник Главного управления разведки Министерства обороны Украины. Мы обратились к нему за экспертной оценкой ситуации в вопросах национальной безопасности, реформирования силовых структур и разведки, расследования убийств на Майдане и попросили дать прогнозы относительно перспектив страны.
– Игорь Петрович, как за эти два года изменилась ситуация на мировой арене и, в частности, отношение к Украине?
– Сегодня мы находимся в эпицентре начавшегося противостояния двух цивилизаций. Это не просто война де-факто между Россией и Украиной – это именно цивилизационная война. Российская Федерация, восстановив авторитарную машину, подобную той, что была в Советском Союзе, отстаивает свою национальную идею: возрождение империи в прежних границах. Или, по крайней мере, обеспечение права протектората над всей территорией бывшего СССР.
Европейский союз, к сожалению, сейчас состоит из субъектов, каждый из которых достаточно силен экономически, с высоким уровнем демократического общества внутри, но в целом объединенная Европа не представляет собой монолита, не имеет стратегии выживания в этом стремительно меняющемся мире. Появляются цивилизации-гиганты, которые не являются европейскими и евроатлантическими, – Китай, Индия, арабский мир.
И вот в момент, когда евроатлантическая цивилизация, ее эволюционное движение приблизилось к границе с Россией, последняя решила это кардинально остановить. Используя стратегическую слабость в управлении Запада, она пошла в наступление, а мы оказались в ситуации объекта, но не субъекта истории. У нас прекрасный народ, мы готовы к тому, чтобы стать национальной демократией, но в то же время у нас колоссальная слабость государственного аппарата и разбалансированность всех институтов власти.
 – Что Украине делать в этой ситуации?
– У нас только один выход. Мы должны требовать от наших политических элит (будучи реалистом, не уверен, что нынешние элиты это поймут) разработать национальную идею и стратегию. Если они открыто не «подпишут» свою политическую судьбу под прозрачной идеей построения демократии, мощного экономического общества, процветания в стране, они будут сметены. И, к сожалению, в этом действительно есть угроза территориальной целостности Украины. Потому что в определенной степени Запад уже устал. Многие силы там только сейчас начинают понимать, что просчитались в оценках России, арабского мира и возможных угроз для них, но большинство западного населения далеко от того, чтобы вникать в эти проблемы, их интересует уровень жизни и стабильность в их странах. Поэтому наше апеллирование к ним, расчет на то, что кто-то за нас разработает нашу национальную идею и стратегию выживания в данной ситуации, – утопия.
– Недавно я обсуждала именно этот вопрос с одним из топ-политиков, и он тоже говорил, что нам нужно срочно разработать план действий, понять, какой дом мы строим. Но наши элиты занимаются дележом еще не разворованного до конца имущества, корпоративными скандалами, интригами и т. д. Кто будет заниматься спасением страны?
– Вы знаете, именно поэтому наша общественная организация, которая возникла несколько лет назад, объединив ветеранов всех силовых структур, занимается этими проблемами второй год. Я надеюсь, в ближайшее время мы представим на суд общественности наше понимание национальной идеи и стратегии Украины. Но у власти ресурсы намного больше наших – у них есть Национальный институт стратегических исследований, Национальная академия наук… Просто боюсь, что качество наших политических элит, их образование, кругозор и, конечно, патологическая жадность не дает им возможности понять, что спасение и их, и их бизнеса зависит сейчас от двух главных вещей: надо народу честно сказать, куда мы идем, и объяснить, что мы пошагово должны сделать за год-два-три. Надо немедленно прекратить уничтожать средний класс, перестать воровать у государства, потому что больше уже воровать просто невозможно.
– Давайте поговорим о совсем недавних событиях. Министр обороны Степан Полторак назвал популистским призыв отменить призыв на срочную службу и перейти на контрактную армию. «Без срочников мы не победим», – сказал генерал. Что же это у нас за война, что победить в ней могут срочники, а контрактники не могут? Как вы считаете, с чем связано это заявление?
– Мне тяжело комментировать это заявление. С одной стороны, нам нужна призывная армия, потому что мы не члены никакого союза, у нас оборонная доктрина, и, чтобы иметь кадровый резерв вооруженных сил, мы не можем отказаться от призыва в армию. Но с другой стороны, мечта любой страны – иметь профессионально подготовленную армию, потому что в современной войне, особенно гибридной, локальные конфликты с применением сил спецопераций, с применением информационных войн, высоких технологий в сфере разведки и управления – вот, что будет побеждать. Сейчас данное заявление тяжело комментировать, поскольку в нем нет главного.
– Еще одна странность – из этого заявления следует, что у нас война, а между тем повсюду говорится, что у нас АТО, и по идее всем должен руководить не Полторак, а глава СБУ, войска должны нести какие-то вспомогательные функции. У нас же все наоборот.
– Если не знаешь, как поступать, поступай по закону. Собственно говоря, с объявлением частичной мобилизации мы уже ведем боевые действия. И если мы их ведем – это война. Но опять-таки – для этого нужна Ставка Верховного главнокомандования, нужно называть вещи своими именами…
– …кстати о верховном главнокомандующем. Петр Алексеевич заявлял, что срочников в зону АТО отправлять не будут.
– За эти два года было очень много заявлений, противоречащих друг другу. С самого начала мы фактически играем в поддавки. Мы ни разу не делали шаг вперед с какими-то своими действиями и инициативами, чтобы создать проблемы противнику. Мы приняли необъявленную войну, мы назвали ее антитеррористической деятельностью, отсюда размывается ответственность. Формально антитеррористической операцией руководит первый зампредседателя СБУ – это правоохранительный орган, что является нонсенсом в контексте боевых действий. С другой стороны, Генштаб сейчас имеет неполную ответственность, потому что у нас антитеррористическая операция. То есть мы постоянно размываем ответственность. У нас до сих пор нет программы развития вооруженных сил и вооружения. Но даже при нашей оборонной доктрине, даже при том, что мы знаем, кто наш вероятный противник, какие у него силы и средства, мы не можем сами себе сказать, какие элементы вооруженных сил, какие сухопутные войска, военно-воздушные силы, военно-морской флот мы должны иметь, какое вооружение и технику мы должны иметь. У нас нет стратегического видения.
– Возможно, как раз с этим размыванием ответственности и связано то, что мы не имеем результатов ни по Иловайску, ни по Дебальцево, ни по громким убийствам офицеров СБУ – ни по одной трагедии…
– Во время боевых действий должны работать воинские уставы. А если мы «не ведем боевых действий», то по цепочке трагедии в Иловайске очень тяжело разобраться, какие боевые письменные приказы давались. Гражданские люди не должны отдавать приказы во время боевых действий. У нас все настолько размыто, что, боюсь, в будущем военной прокуратуре предстоит очень много работы.
– Если говорить о проблеме профессионализма. Армией у нас сегодня командует милицейский генерал, МВД руководит Арсен Аваков, который не был человеком из этой системы, и анонсированные реформы идут очень медленно или не идут вообще. Недавно Аваков говорил о судебной реформе, предложил всех судей уволить и набрать новых. Как вы считаете, попытки таким образом проводить их  о чем говорят?
– Практика политических назначений в силовые структуры началась в 2005 году. Если мы брали пример с Запада, то надо было изменить законодательство, ограничить полномочия людей, не имеющих профессионального образования (хотя это нонсенс для Запада, чтобы, например, министр внутренних дел не имел юридического образования). Люди на таких должностях у нас имеют колоссальные полномочия, но не имеют соответствующих компетенции, опыта и знаний. Это и выливается в подобные заявления. Это коллапс.
Недавно наша общественная организация «Сила и честь» направила открытое заявление Президенту по поводу реформирования МВД. Его подписали три бывших замминистра внутренних дел еще до 2005 года. В Киеве и Киевской области среди специалистов уголовного розыска и следственных органов осталось треть состава. Если какая-то система временно реформируется и ослабляется, значит, другая должна взять на себя функции компенсатора. Снижение уровня профессионализма в правоохранительных органах грозит разорвать кровеносные сосуды государства.
– Хочу обсудить еще одну тему – внешней разведки. У нас эту службу возглавляет Виктор Гвоздь. И это все, что мы знаем о ней. Я вчера смотрела фотографии в интернете: совершенно роскошное здание штаб-квартиры в Белогородке, прекрасная база, много выпускников каждый год. Куда они идут работать, чем занимается СВР?
– Думаю, Служба внешней разведки пытается делать все от нее зависящее, чтобы защищать национальную безопасность вне пределов страны. Она пытается предоставить президенту информацию, без которой государство просто невозможно.
Но в этой сфере у нас не все хорошо. В разведке очень важно, кто руководит и кто ставит задание. Потенциально – это очень сильный инструмент. Это хирургический инструмент. Тот, кто руководит, должен знать технологию разведки. Он должен лично руководить и давать письменные задания. Разведка, кроме всего прочего, могла бы оказать вклад в борьбу с коррупцией в высших эшелонах власти нашей страны.
Я не представляю, как два года расследуются деяния Януковича и его команды без разведки. Разведка должна дать ответ: где и какие активы находятся за рубежом. По своим каналам она должна состыковать Генпрокуратуру, СБУ с нашими партнерами за границей и обеспечить, чтобы вся информация поступила в Генпрокуратуру. Но сама по себе разведка этим заниматься не будет. Разведка – это четкая постановка задач в письменном виде.
Я давно знаю генерала Гвоздя, работал вместе с ним и в его профессионализме не сомневаюсь. Но без контроля и взаимодействия трудно чего-то ожидать от разведки.
– Говорят, у нас много российской агентуры в армии и спецслужбах. У нас случились Иловайск и Дебальцево… Кто у нас, например, занимается аналитикой того, что происходит в соцсетях? Куда идут работать четыре тысячи выпускников академии, которая готовит разведчиков? Вопросы есть, а ответов нет.
– Все наши спецслужбы, находясь вне контроля Президента и парламентского комитета, очень быстро могут загнить. У комитета ВР нет прописанного механизма контроля спецслужб. Возвращаемся в 2005 год. Предположим, политических лидеров интересует пребывание у власти и они назначают в спецслужбы людей, преданных лично им, как в феодальном государстве. Очень быстро это огромная машина становится преторианской гвардией конкретных политических сил. Фактически государство теряет иммунную систему для борьбы с внешними и внутренними врагами.
Система контроля у нас так и не создана. В законах не прописаны нормативные акты, не работают соответствующие аппараты при парламентских комитетах, президентской администрации, которые могли бы проверить, на что тратятся деньги, какие задачи ставятся.
– Недавно был назначен глава Службы спецопераций. Чем она будет заниматься, есть ли у нее ресурс?
– Это архиважный вопрос. Ведь в гибридной войне управляемого хаоса против нас используются силы спецопераций России. Это наиболее заточенные и подготовленные силы. Но силы спецопераций – это не аэромобильные войска. Наш Генштаб считает, что достаточно знаний и подготовки аэромобильных частей для создания сил спецопераций. Это значит, очевидно, что руководители не хотят учесть иностранный опыт, в том числе и опыт Советского Союза.
З 1997 по 2000 год я возглавлял Главное управление разведки Минобороны. У меня в подчинении было 19 тысяч человек – три дивизии спецназначения, которые нам достались по наследству от СССР. Это войска, в которых при Союзе на вооружении были портативные ядерные запасы. Они были подчинены ГРУ ГШ разведки.
В современном мире силы спецопераций – это силовая часть сложного информационно-разведывательного механизма, вплетающего в себя всю разведку и правоохранительную систему. Управляются они на уровне высшего военно-политического руководства страны. Мы же через два года войны только думаем о назначении начальника и концепции. Это вопрос минимум секретаря СНБО, уровень верховного главнокомандующего.
– Вы возглавляли СБУ в 2003–2005 годах. Знаете, кто отравил Ющенко?
– Я не знаю, был ли сам факт отравления. Очень хотел бы наконец ознакомиться с материалами следствия, чтобы убедиться, что был. Главный аргумент: я много общался со специалистами в этой сфере – они утверждают, что не знают ядов, которые могут периферийно отравить только часть тела.
– Есть ли у вас свое мнение о том, кто стрелял в людей на Майдане?
– Я уверен, что полноценного расследования с учетом разведки так до сих пор и не происходило.
– Будут ли названы заказчики по делу Гонгадзе?
– Уверен, рано или поздно они будут названы.
– Была ли смерть Кравченко самоубийством?
– Я не верю в самоубийство Кравченко.
– Готовы ли мы к отражению возможных террористических атак?
– Я очень хотел бы верить руководству нынешних спецслужб… Но просил бы народ рассчитывать на себя.
– Произошло ли очищение власти после Майдана?
– Нет.
– Возможна ли в Украине диктатура спецслужб, как это сейчас происходит в России?
– Наши спецслужбы политизированы – с 2005 года в них происходили политические назначения. Возможно создание аморфных, но все-таки феодальных структур, которые будут защищать политические партии.
– Отсутствие военной реформы и реформы спецслужб – это непрофессионализм или саботаж?
– И то, и другое.
– На каких трех китах сегодня нужно создавать новые армию и спецслужбы?
– Все очень просто. Первый – образование. Подберите человека, имеющего самое лучшее образование по данному профилю.
Второй – опыт роботы. Если мы говорим о назначении в руководство, минимум – десять лет на должностях среднего звена. Человек должен знать технологии и показать, что умеет применять знания на практике.
Третий – результаты работы. Кандидат должен доказать, что он применил свои знания и у него были результаты в интересах страны, которые можно оценить.